Гамлет

...Как "Доктор" - это что-то очень личное, что случается с тобой, так и "Гамлет" - то, что должно пройти сквозь тебя. У меня "Гамлет" случился в 17 лет. Я буквально заболела "Гамлетом". Я перечитала "Гамлета" во всех переводах и в оригинале. Я сравнивала, сопоставляла и умирала от бездн смысла, которые скрывались за текстом. Правда, что я могла тогда, тинейджер, понимать о вине, мести, ярости? Как я могла понять, как бесит Гамлета собственная нерешительность, каким ничтожеством он себя ощущает?.. Да, а началось все тогда с фильма Козинцева и, конечно, Смоктуновского.

Но между уставшим, циничным, очень сдержанным Гамлетом Смоктуновского и Гамлетом Теннанта - пропасть. То, что у одного клокочет внутри, у другого выплескивается, как протуберанцы - так же яростно и внезапно. В первый просмотр я аж подпрыгнула от неожиданности, когда Гамлет от дуракаваляния с флейтой стремительно переходит в атаку и чуть ли не душит Гильденстерна ("Но на мне играть нельзя!!")

И весь он такой - совершенно живой, страдающий, пульсирующий. Голый нерв.

И, конечно, именно Теннант сделал так, что все странное и непонятное, почти забытое так ожило и стало прозрачным сейчас. В самом деле, что мне Гекуба... то есть что мне эти переживания какого-то доисторического принца? Ну да, отца убили, а мама скоропостижно вышла замуж за убийцу. Умом понимала - трагедия, но прочувствовать - почему ТАК больно, не могла.

Что такое депрессия, я в 17 лет тоже не представляла, поэтому слова о том, что "Дания - тюрьма", что человек - "квинтэссенция праха", что небесный свод - "собрание вредных паров" - это все были слова, слова, слова. Но Теннант заставил их пройти не только через мозги, но и почувствовать.

…Эмоции сбивают с ног с первого же монолога ("О, если бы моя тугая плоть..."), когда Гамлета аж скрючивает от долго сдерживаемых рыданий... И тут же (быстрый жест Теннанта – незаметно стереть слезы ладонью – прекрасен) – искренний, даже гипертрофированный восторг от того, что видит друга, единственное нормальное лицо среди этих кувшинных рыл.

И дальше сквозь всю постановку идут эти бешеные переходы от глубины отчаянья – к отчаянному паясничанью, от драмы к комедии, от любви к ненависти. Диалоги с Полонием - это же чудо, что такое (Полоний, кстати, тут очень хорош - ну такой старый идиот, что любо-дорого). Постоянно ужасно смешно и... ужасно больно.

В некоторых местах я просто буквально забываю дышать. Сцена с матерью - это головокружительные американские горки эмоций, просто шквал ярости, боли, страха, вины. 10 минут бесконечного нерва, уханья сердца в пятки и мурашек по коже.

Как он орет на мать, переходя почти на вой. Ведь не на мать орет – он кричит, как Донна, чтобы мир услышал его (но об этом ниже – почему Гамлета так колбасит).

Еще это, конечно, адски сексуальная сцена - поклонники Фрейда бьются в экстазе. Она сама по себе ужасно двусмысленная, и тут актеры проходят по очень опасной грани.

Гамлет заваливает мать на кровать, потом орет на нее, стоя на той же кровати (мне, испорченной, вообще показалось, что в этот момент у Теннанта... гм... неслабая эрекция), то, как выглядит кровать после этой сцены (как после бурного секса) и этот контрольный поцелуй в губы (!).

Но все-таки это не скатывается в пошлость, потому что тут не про сиськи-письки, не про секс - тут все же про ярость и боль.

И то, как они опустошены в конце, как из мужчины и женщины опять превращаются в дитя и мать... как истерично смеется Гертруда, пока сын волочит труп ("Спокойной ночи!") - это такая правда, так по-настоящему. Невероятно, невероятно!

И, конечно, мне ужасно хочется провести параллели между Доктором и Гамлетом (я все еще на той стадии, когда параллели можно проводить даже между Доктором и заварочным чайником – потому что у меня везде Доктор сейчас).

Это не просто семейные и любовные драмы, и не драка за корону (есть и такие версии), и не истерика (Гамлет вообще чрезвычайно остро думающее, иногда даже коварное существо, а не неврастеник). Это - невыносимое чувство бессилия от того, что ты, не много, не мало – не можешь изменить мир. А мир вывихнут, the world is out of joint , распалась связь времен.

Основной лейтмотив поведения Гамлета – его рефлексия и нерешительность, - это и его драгоценная слабость, и его сила. Ведь это оборотная сторона нравственности - органическая неспособность убить. Не был бы он столь цельным в своей нравственности - не мог бы так глубоко понимать мир, так им восхищаться и – так болеть из-за несовершенства мира. Ведь не смерть отца вынимает из принца душу – а ужасный контраст между тем, что у Гамлета внутри, и тем, что он видит вокруг.

Надо вспомнить, что он еще и гик в каком-то смысле. Виттенберг, университет, науки, труды, театр, – а ведь мог бы скакать с мечом наперевес, как Фортинбрас какой-нибудь. Такому рядовому шалопаю, думается, было бы очень просто убить дядю и спокойно царствовать после. А че такого-то? Про это хорошо получилось у Высоцкого («Мой Гамлет»):

Я знал - мне будет сказано: "Царуй!" -

Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег.

И я пьянел среди чеканных сбруй,

Был терпелив к насилью слов и книжек.

А потом –

Я прозревал, глупея с каждым днем,

Я прозевал домашние интриги.

Не нравился мне век, и люди в нем

Не нравились,- и я зарылся в книги.

Страшная ошибка Гамлета в том, что он переносит на одного ненавистного человека свою ненависть ко всему миру, обиду на весь мир, который уродлив и жалок.

И Гамлету, принцу, властителю по крови, гиганту по уровню интеллекта, по чувству собственного достоинства, – просто необходимо все исправить. Он ДОЛЖЕН исправить.

Личная боль из-за предательства матери, гнусности дяди, – это последняя соломинка, которая сломала спину верблюда. Последняя капля в чашу, из которой придется пить – придется, потому что он ощущает личную ответственность за гниль в державе датской, за то, что мир – тюрьма, небесный свод – скопление вредных газов, а человек – квинтэссенция праха.

И он отчаянно пытается восстановить мировую гармонию. Как наш любимый Доктор. Только Доктор – Таймлорд, а Гамлет – всего лишь человек.

Он взваливает на себя какую-то непосильную ношу. И от того трусит, от того медлит, от того проклинает себя за медлительность и трусость.

Он, конечно, на самом деле сходит с ума. Потому что, пытаясь исправить, делает все только хуже. Убийство Полония – это начало конца. Он, может, и воет так в спальне у матери именно потому, что чувствует, что все - он вступил на путь, ведущий в никуда, к катастрофе.

И убей он теперь хоть тридцать раз убийцу отца – ничего не поправишь. Кровь за кровь не помогает. Месть не помогает. И удержись он от мести – не остановить сползание в безумие – он бы себе все сердце выгрыз, считая себя никчемным ничтожеством. Или убийцей.

Если бы Гамлет выжил и смог простить себя – он стал бы человеком, который никогда не возьмет в руки оружие.

Врут про Гамлета, что он нерешителен.

Он решителен, груб и умен,

Но когда клинок занесен,

Гамлет медлит быть разрушителен

И глядит в перископ времен.

(Из стихотворения Д. Самойлова „Оправдание Гамлета“).

Но он не мог выжить. Он уже включил victorious mode, и не может остановиться. Трагедия в том, что он настолько одинок, что и никто извне не может его остановить. Доктора останавливали.

…Тот самый знаменитый монолог нужно произносить именно тихо. Теннант читает его потрясающе. И какое счастье, что сделали эту телепостановку – потому что в зрительном зале, конечно, невозможно было бы разглядеть глаза, а здесь они на пол экрана. Он мог бы вообще молчать весь монолог – достаточно было глаз, то прикрытых, то распахнутых и бесконечно больных.

…Режиссерские указания Гамлета актерам – блестящи, и тут так здорово обыгрываются зеркала. Отличное решение вообще с зеркалами в постановке (Гамлет и другие герои отражается в зеркалах, то целых, то разбитых, отражается в зеркальном полу, заглядывает сквозь зеркальную стену, за которой прячутся Клавдий и Полоний…).

…Еще одно классное решение – с видеокамерами. Постоянное ощущение слежки, несвободы, духоты. Наконец, Гамлет срывает одну из камер - «Наконец-то я один», - здорово сыграно.

…Сцена с флейтой – фантастика. Там все прекрасно. Даже не могу разбирать. Корона набекрень, то, как он смотрится в серебряный поднос, издевательские реплики про мать, про друзей... Прекрасный, прекрасный!

…Сцена после того, как он спрятал труп Полония – великолепна, с фантастическими опять же американскими горками эмоций от кривляния и шутовства до ярости и оскорбленного величия («И почему я должен отчитываться перед вами, я – сын Короля?!»).

Ладно, лучше остановлюсь – а то придется пересказать весь спектакль. )